ПРОКЛАДЫВАЯ ПУТЬ ЧЕРЕЗ НЕУДАЧИ
К 1950 году мы подошли к моменту истины. К тому времени мы уже работали с группой из ста детей с повреждениями мозга в течение многих лет. Дети были в возрасте от одного до девятнадцати лет. Они представляли виды травм мозга, которые, как мы считали, мы понимали, но также и много видов, совершенно непонятных.
Тогда использовалось много различных методов работы с больными детьми. Вообще, существовавшая методика пользовалась почти всеобщим одобрением в течение долгого времени, только немного отступая, когда новые методы и новая надежда завоевывали себе место под солнцем. Факт существования многих различных методов не означал, что любой из них был успешным; в действительности, это означало как раз обратное. Разнообразие используемых методов не было следствием количества доступной информации, а скорее отражением интенсивности поиска лучшей методики.
Используемые тогда методы включали такие воздействия, как высокая температура (инфракрасные лампы, диатермические устройства и т.д.) и массаж пораженных конечностей; упражнения; ортопедическая хирургия с пересаживанием мышц или изменением структуры костей для достижения различных механических результатов; и электрическая стимуляция для поддержания парализованных мышц.
Большинство учреждений, которые имели дело с детьми с повреждениями мозга, использовали некоторую комбинацию или просто все описанные методы.
Члены нашей команды также использовали все описанные методы с большой интенсивностью, самоотдачей и энергией; и все же надежда начинала умирать, поскольку годы шли, а результатов было мало.
Наш персонал решил, что пришло время честно оценить результаты нашей работы. Мы договорились, что только лично сам больной ребенок должен оставаться не при чем. И мы тщательно оценили сто детей с повреждениями мозга.
Результаты этого изучения показали, насколько трагически неадекватными были наши методы. С одной стороны, сразу стало очевидным, что мы никогда не выписывали ни одного ребенка в хорошем состоянии. Если кто-то руководит школой, из которой никто никогда не выпускался, то у него, в конечном итоге, возникает вопрос: «Соответствует ли эта школа своему предназначению?» Было совершенно очевидно, что наша школа — нет.
Наша сотня детей делилась, по сути, на три категории: (1) те дети, состояние которых улучшилось за два или три года лечения, (2) те дети, которые остались по существу без изменения, (3) те дети, состояние которых было фактически хуже.
Сначала мы смотрели с надеждой на лучшую группу, на тех детей, чье состояние улучшилось, надеясь увидеть насколько они улучшились. Мы заметили, что наши отчеты полны такими утверждениями, как «Джонни теперь может лучше поднимать голову», «у Мэри теперь меньше спазмов», «баланс Билли улучшился». Было очевидно, что, если требуется два или три года лечения по два или три раза в неделю, чтобы поднимать голову «лучше», то Джонни уже будет стариком к тому времени, когда он сможет ходить, и такое лечение неэффективно. Так что те дети, которые стали «лучше», не были «лучше» в том смысле, который бы действительно имел значение. Состояние многих из детей не улучшилось вообще. И, что хуже всего, состояние многих из них было фактически хуже. Эта последняя группа детей была большой, и не возникало сомнений, что они были действительно «хуже».
С тяжестью на сердце наш персонал рассмотрел вопрос о том, почему все было именно так, и что делать дальше. Наше самолюбие было уязвлено трагедией этих результатов, и мы стали искать утешение, любую надежду, любую причину, которая оправдала бы годы работы, потраченные на этих детей. Очевидный ответ напрашивался сам. Если результаты нашей работы небольшие, то представьте, в каком состоянии были бы дети, если бы мы не работали с ними вообще. Очевидно, они были бы хуже. Намного хуже. Мы, по крайней мере, помогли некоторым из них поддержать их состояние без изменений.